Андрей Ильин - Обет молчания [= Маска резидента]

— Вы должны обратиться по инстанции. Вы не уполномочены.

— Вы дундуки, — сказал я. — Четыре недели вам, профессионалам, терли уши, словно школярам первой ступени. Вы ничего не заметили и теперь боитесь признать это. Вы готовы подыграть чужой игре, всучив запрограммированную дезу начальству, лишь бы не потерять свой вонючий кусок к обеду и свои вонючие полтораста рублей прибавки к пенсии. Вы не технари — вы собачье дерьмо с законченным высшим образованием!

— А может… — начал один, похоже, младший из ревизоров.

— Нет! — резко прервал его другой. — Мы исполнили свою работу.

— Тогда извиняйте, — разочарованно развел я руки, вытягивая из подрукавной кобуры пистолет. — Я желал сговориться по-доброму, но, кажется, вам нагадить на наше общее дело. Извиняйте, — я показал глазами на высунувшееся из рукава дуло, — у меня нет другого выхода, мне нужны доказательства.

А тебе, — обратился я к водителю, — одну руку завернуть за голову и засунуть под воротник, другую держать на баранке. И очень попрошу, без патриотизма. Надеюсь, как профессионал, ты понимаешь, что пальба нам ни к чему.

Водитель чуть скосил глаза и согласно кивнул головой. Они не испугались — они были профессионалами. Они понимали: стрелять с бухты-барахты я не буду: не пацан-десантник, у которого палец опережает сознание.

— Я же говорил — сумасшедший, — произнес один.

— Сумасшедший тот, кто боится раскрыть глаза на очевидное, когда оно мешает его благополучию! Помочь мне вы не желаете. Прошу хотя бы снабдить аппаратурой.

— Просит, — кивнул на пистолет один из технарей.

— Хорошо, требую.

— Аппаратура имеет определенную цену…

— Жизнь тоже.

— Будешь стрелять?

— Буду! — твердо сказал я.

— Не будет, — вступил в разговор охранник, — хотя бы потому, что он, кажется, прав. Все насторожились.

— За нами «хвост», — пояснил водитель. — А его, — кивнув на меня, — в машине нет. Он миф. Пустота. Любой выстрел для него все равно что публичное предъявление визитной карточки. Как только он потеряет инкогнито, вся затея утратит смысл. Я не прав?

Он был абсолютно прав.

— Можно опустить руку?

Я молчал. Молчали технари. Водитель крутил баранку. Кажется, я проиграл по всем статьям. Особенно позорно выглядел эпизод с пистолетом. Стыдно, не найдя других аргументов, тыкать железом в лица своим же коллегам. Но вдвойне глупо, вытащив оружие, не пустить его в ход. Это чистой воды дилетантизм. Если ствол оголен, он должен стрелять!

Со вздохом я потянул ставший бесполезным пистолет в потайной карман.

— Бабахалку-то не убирай, — с укоризной сказал старший технарь, — без нее мы аппаратуру не выдадим. Водитель громко хмыкнул.

— В общем, будем считать, мы уступили силе. Три дня обещаем потянуть. На четвертый, не обессудь, накатаем рапорт о вооруженном изъятии части аппаратуры. Если желаешь, можем акцентировать внимание на твоем неадекватном психическом состоянии. Может, войдут в положение — скостят по болезни. Больше, извини, ничем помочь не можем.

Второй ревизор, не ожидая разрешения, вскрывал замки кофров.

— Что требуется?

— А вы, мужики, ничего! — благодарно сказал я.

— Да нет, это просто у тебя пушка здоровая, — хохотнул водитель.

Три последующих часа меня в самом убыстренном темпе учили обращению с передовой сыскной техникой.

— Так включать, так устанавливать. Очень аккуратно с этим и с этим блоками. Здесь подстройка, здесь запуск самоликвидатора, здесь… Ладно, этого тебе не понять. В том блоке информация сортируется: лишнее отбрасывается, суть сцеживается сюда. Здесь шифруется. Здесь уплотняется и сбрасывается вот в эту секрет-дискетку. Пароль ликвидатора секрет-дискетки выдумаешь сам. Все?

Я посмотрел на часы: 03.15. Сворачиваемся. Еще 15 минут покрутив по городу, машина замерла у перекрестка. Нет, не того, другого.

— Счастливого пути! — искренне пожелал я, соскальзывая в люк и через него в очередной колодец.

— Нам счастья хватит — ты лучше о себе побеспокойся, — ответили ревизоры, бросая мне на руки под завязку заполненный рюкзак и в последний момент показывая три пальца,

— Помни — три дня. Три!

Я быстро сдвинул крышку, услышав, как прокатились поверх колеса моего «уазика». Сделано. Теперь ждать по крайней мере час. Я удобнее устроился на металлических скобах, торчащих из стены колодца.

Черт, нехорошо получилось. Но в конечном итоге все-таки хорошо. Будем надеяться, преследователи ничего не заподозрили. Покрутилась машина по городу, остановилась у случайного перекрестка, рванулась, отмахала по шоссе сотню километров от города и сотню обратно, опять покрутилась, опять остановилась — в результате полегчала на один очень важный рюкзак; Тот, кто его заполучил, так и остался невидимкой.

А все-таки я провернул дело, которое провернуть было практически невозможно! Все-таки я молодец! Теперь, когда я отвечаю только за себя, можно и на рожон лезть. Теперь мне терять нечего. Кроме жизни. Согласно всем правилам конспирации да и здравого смысла, мне требовалось выдержать неделю карантина, чтобы муть, поднятая последней двухдневной суетой, осела, противник поуспокоился, притупил бдительность. Но этой недели у меня не было. У меня на все было отведено три дня. И значит, мне надлежало действовать немедленно, не откладывая ни на секунду, пока внимание шпиков было приковано к совершающей странные маневры машине. Черт его знает, может, повезет, может, проскочу, пока облава гоняется по городу за пустышкой.

Раз, два, три и еще десять раз проверившись, я приблизился к объекту. В первую очередь меня интересовали окна. К сожалению, установленные ранее микрофоны выработали свой ресурс и самоликвидировались. Мне приходилось начинать все сначала. Задача усложнялась тем, что использовать специальную, предназначенную для отстрела микрофонов винтовку я не мог по причине ее громоздкости. Я располагал лишь небольшой, размером с авторучку, трубкой с приданным ей баллончиком вроде тех, что используются в сифонах с газированной водой. Дальность стрельбы подобным приспособлением не превышала 15 метров.

Пройти на расстоянии пятнадцати метров от охранного объекта и не быть незамеченным невозможно. А ведь мне предстоит появляться здесь не однажды. Два раза подряд мелькнет перед скрытыми телекамерами или глазами охраны моя физиономия — и я на подозрении, три — я раскрыт. Значит, должно быть не одно, а два, три, четыре или сколько там надо лиц. Лиц, которые никто не сможет узнать. Задача была бы не из самых сложных, если бы не отсутствие времени и средств.

Изменение пола отпадало: это только в кино герои легко влезают в женскую одежду и становятся неузнаваемыми. В жизни это несравнимо сложнее. Кроме напяленных поверх мужской плоти платья, туфель и парика, есть еще и походка, а это минимум два дня вживания в конкретные каблуки, движения рук, пальцев, посадка головы, десятки «машинальных» чисто женских жестов поправить прическу, подтянуть колготки, придержать развевающуюся юбку, облизать губы и прочее. И еще, что, пожалуй, самое трудное, постоянный настрой на женскую психологию — обратить внимание не на стройные ножки, а на фасон платья идущей навстречу девушки, оценить, стрельнуть глазками прохожему мужчине, чуточку притормозить у ателье мод. Да не у пивного ларька или рыболовного магазина, а у ателье мод! И не соваться по инерции в мужской туалет. Каждое мгновение помнить, что ты женщина, женщина, женщина!

Здесь, чтобы не проколоться, не насторожить опытный взгляд, надо быть семи актерских пядей во лбу и у зеркала, как у станка, неделю отработать. И то не раз и не два ошибешься. Сигарету из пачки по-мужицки вытащишь, или на юбке ширинку пальцами искать начнешь, или в трамвае женщинам место уступать. Именно поэтому женский образ разыгрывают в исключительных случаях, когда есть время на подготовку. Мне он не по зубам, а жаль: такая маскировка обеспечила бы наибольшую неузнаваемость. Придется довольствоваться чем попроще. В первом же магазине галантереи я приобрел требуемый набор инструментов и парфюмерно-косметических изделий. Кое-что прикупил в аптеке, кое-что в отделе бытовой химии хозяйственного магазина. Заперевшись в кабинке малопосещаемого общественного туалета, я, прилепив пластырем к стене небольшое зеркальце, приступил к созданию образа. В одноразовом картонном стаканчике я смешивал пудры и замазки, губные помады, растворители и размокшую туалетную бумагу. Рецептуру я, по понятным соображениям, приводить здесь не буду. Трудясь, как вдохновенный скульптор, я изменял себе цвет лица и прикус, наращивал щеки и расплющивал нос, вытягивал брови и оттопыривал уши. В итоге из кабинки туалета вышел совершенно не тот человек, который туда зашел. Обновленный гардероб довершил картинку перевоплощения. Теперь подвигаться, походить, поприседать, поподтягиваться, погримасничать. Вроде ничего. Приемочная комиссия в моем, точнее уже не в моем лице претензий не выразила. Новоиспеченный внешний облик готов к эксплуатации.